Болит

Ионафан

За родину болит, болит, болит…
И тем больней, что стало неприлично
Об этом вслух. Болит, что стала притчей
Земля моя в языцех всей земли.

Мне больно за ордынскую тоску,
За эту допетровскую мятежность,
За слёзную, почти слепую нежность
И ненависть до каменности скул.

За тёмное кликушество её,
За вездесущий дух свинца и браги,
За бесшабашность жертвенной отваги,
Овеянную жирным вороньём.

За неизбывность бунта и тоски,
За блажь уродцев в шапке Мономаха,
За крест пророков в латаных рубахах,
Веригах и лоскутьях шутовских.

За обречённость вечную свою
Искать несуществующие смыслы
И бредить во хмелю великой высью,
За этот смертный хмель, который пью,

И пью, и пью. Так больно мне…

Потянуло на лирику с утра

Народное

Ночь в домашних тапках, в темноте,
Шаркает по нашей комнате,
Хочет, чтобы ты уснул, малыш,
Почему же ты не спишь?

Папочка сегодня не придет,
Хоть его и сын и мама ждет.
Папочка у нас с ума сошел,
Он опять в поход ушел.

У папочки давно уж, видимо,
Где-то не хватает винтика.
По субботам с диким рюкзаком,
Папа покидает дом.

Ну а там наш глупый папочка
Спит в палатке в мокрых тапочках.
Или воет песни до утра
У погасшего костра.

А когда вернется он назад,
Запах от него, как от козла.
И, наголодавшись там в лесу,
Папа запускает лапу в суп.

Папочка совсем наш одичал,
Облик человечий потерял.
Ты запомни, сын, в поход одни
Бяки ходят в наши дни.